|
АЛМАЗНЫЙ ВТОРНИК 24 мая.
Никогда не думала, что в
малом зале есть балкон. Обитатели «балкона» со мной согласны.
Топография прибалконья и замалозалья сегодня изучена нами за 10
минут так, что можем теперь играть там в казаки-разбойники с
завязанными глазами. Спасибо администратору – зал, 3 ряд. А затем и
двум странным людям, покинувшим зал не дожидаясь антракта, – 1 ряд.
К чему я это все говорю? Да просто спектакль начинался для нас
так же увлекательно, как для Макмерфи – пребывание в больнице: с
беготни и пряток.
По залу в полумраке весь спектакль порхала
какая-то мошка, мгновениями сверкая в лучах софитов, мелькая мимо
героев – счастливая мошка! Желала бы я быть этой мошкою, смело
осваивавшей пространство, для зрителя запретное. Всё, что мы могли –
это заполнить свои «ромашки». Если честно, я предвижу результат.
Потому что вождь – человек года не только в этом театре. Есть
всякие слова, которыми хвалят артистов: натуральность,
естественность, жизненность, убедительность… а к М. Полосухину это
неприменимо – он же вождь, он вообще не играет, он НАСТОЯЩИЙ. Ну,
может быть, немножечко «вне» там, где «будет-будет, ключи давай»? Но
эти ухватки юного дауна, потом превращение в нервного подростка и
наконец – мудреца, всё это арсенал не актерский какой-то, или я узко
толкую это понятие «актерский арсенал». Сегодня я увидела нечто
примечательное, чего до сих пор не замечала или этого не было… Вождь
наблюдает, как «прощается» с Макмерфи злодейка-сестра. Или не
прощается? Может быть, «приветствует»? Она победила. Он остается при
ней. Покорный. Уменьшившийся вполовину в инвалидном кресле. Как папа
вождя, ставший на две головы ниже «благодаря» маме. И вот вождь так
смотрит на нее – будто только что понял и ее, и маму, и что ему
делать с Макмерфи дальше. Убийство друга, по роману, именно так и
объясняется: чтобы Мак не служил образчиком участи всякого бунтаря
против системы. В спектакле поначалу это выглядело просто как акт
милосердия. И вот этот мрачный взгляд искоса и исподлобья вслед
женщине, погубительнице Мужчины. Утрата достоинства несовместима с
жизнью. А еще вождь милый и смешной. И после драки, хихикающий
от щекотки, и несгибаемо выламывающийся за кулисы с поднятой рукой,
и на вечеринке со своим «звоночком» и коронным изменением в лице
(«мы не воевали… это была наша ошибка»), и даже в грустный момент
чтения беджа на Маке: «Ррррр. П! Макмерфи…» И очень приятно было
видеть, как в итоге под самый уход со сцены засияла живая улыбка,
вытеснив даже усталость.
Почему не дают заполнять сколько
хочешь «ромашек»? Я бы всех туда вписала… Наверное, потому и не
дают. Вписала бы В. Тягичева-Уоррена, за феерические пляски на
столе, за баскетбол, вечеринку и окровавленную руку… а как он
испугался, что начальница застукала их за играми со шваброй!!! Я
сама подпрыгнула на месте. Вписала бы А. Пескова-Билли. Удается
ли артисту выйти из образа и не пугать, к примеру, контролеров в
метро заиканием и нескоординированными движениями? Когда он
взвизгивает, бросив кепку к ногам преданного им Мака, и убегает,
думаешь – ну что ж ты, святой Мак, да, парень глуп, но пожалей его
еще раз… прости еще раз… В. Лаптев-Президент. Церемонная
величественность и пламенная эксцентрика в одном костюме… в конце он
уже смахивает на Ульянова-Ленина в чужой кепке и при галстуке,
сейчас на броневик и поплевывать с него на санитаров. Лучшая сцена –
когда Хардинг рвет расписки, выиграв пари у не сумевшего поднять
тяжесть Мака. М. Алисов-Мартини – это отдельный спектакль в
спектакле. Почти бессловесный персонаж, живая иллюстрация опасного
будущего для буянов. Когда он рисует себе стигматы, я ни на что
другое на сцене смотреть не могу: он смотрит ладони на просвет и
отмеряет расстояния до «ран» по ступням! Да, во всем нужна точность.
Каковы перспективы эпиляции на отдельно взятой ноге? Нулевые… но
проверить же нужно. А досмотреть «матч»? А послужить благому делу
сочетания влюбленных? Сэндру легко понять любой леди в этом зале.
(Если бы строчка «лучшая роль» была не одна, вписала бы в лучшую
женскую всех леди «вторника». Полярные образы закомплексованности и
развязности напрягают здешних мужчин как нельзя.) И.
Складчиков-док сегодня (возможно, и раньше) не кудрявится барашком,
а вызывает стойкую ассоциацию с звездным джедаем Люком Скайуокером,
особенно в моменты проявления силы воли, редкие, но впечатляющие.
«Без году неделя доктор, 200 пациентов, ни малейшего желания
работать» - это все-таки не о нем. А. Жуйков и А. Вальц – Че и
Скэнлон – ну и как такие цветки жизни, орхидеи кактусовидные,
оставить без «ромашки»? «Убей его!!!» и «негигиенично» - это уже
просто крылатые фразы родились. И вот он – последний на сцене,
весь в белом – В. Майсурадзе-Мак! Я уже писала о том, как близок мне
именно этот затейник, человеколюб, оптимист Макмерфи. Человек,
отдавший свою большую жизнь в жертву чужим маленьким жизням. Артист,
которого провидение выбрало, чтобы осенить идеей этого спектакля и
провести через огонь и воду его воплощения. Да будут следующим
испытанием медные трубы! И побольше, ровно по заслугам! Спасибо
вам! |